Жизнь белорусов после протестов превратилась в ад

0
488

Тема протестной Белоруссии давно слетела с повестки дня. Многотысячные протесты поутихли, Лукашенко остался у власти. Но с тех пор жизнь белорусов кардинально изменилась. Правда, рассказывать об этом сегодня некому — почти все независимые журналисты под арестом. Мы выяснили, почему белорусы стараются лишний раз не выходить из дома, что думают про российских силовиков и как справляются со стрессом.

«Мы носим в сумочках зубную щетку и нижнее белье, любой выход из дома может закончиться в СИЗО»

Когда-то Ольга Бельмач работала на белорусском государственном телеканале, вела новости, получала высокие награды. Уволилась после четвертых выборов президента Беларуси в 2010 году. Устроилась на радиостанцию. После последней президентской кампании ушла и оттуда. Сейчас Ольга преподает этикет и технику речи.

— Когда начались протесты, я предложила землякам некий ход, благодаря которому можно отвлечься от происходящего в стране, потому что люди оказались слишком погружены в политические события, — говорит Ольга. — Первые несколько месяцев после выборов мы все зависали в Интернете, пытались понять, что происходит и насколько велики масштабы бедствия. Не получалось переключиться на что-то другое. Все бытовые проблемы казались второстепенными. Еда, посиделки с друзьями, работа уже не имели значения. Любая встреча с приятелями сводилась к разговорам о происходящем в стране.

— Да, в такой ситуации людям явно не до этикета. 

— Мне тоже казалось: какой этикет, когда в стране нарушены базовые правила? Этикет — более высокий этаж, не фундамент. А у нас возникли проблемы с фундаментом, в котором образовались трещины. Я думала, никто не откликнется на мое предложение. Ошибалась.

Более того, до выборов на моих курсах уже занималась группа. Когда начались протесты, я предложила сделать перерыв, потому что было опасно выходить из дома.

Любой, кто выходил на улицу, воспринимался как митингующий. Не важно, куда ты направлялся, в аптеку, магазин или на занятия. Поэтому я посоветовала своим ученикам в целях безопасности не шляться лишний раз куда-то.

Но меня попросили не делать перерыв. Оказывается, людям необходимо было хотя бы на несколько часов отключаться от текущих событий. Формат своих занятий я немного изменила. Например, раньше урок по технике речи начинала эмоционально, много жестикулировала, чтобы будоражить собравшихся на эмоции. В острый для страны период я применяла обратный прием — первые полчаса говорила как гипнотизер, неторопливо, спокойно, тихо. Таким образом успокаивала нервную систему людей, потому что никто не мог сосредоточиться, отвлечься.

— К психологам белорусы сейчас чаще обращаются?

— Белорусы оказались не готовы общаться со специалистами, — продолжает Ольга. — Для них более приемлемый вариант — просто отвлечься от мыслей. Когда я рассказывала ученикам про этикет, как сделать жизнь красивой и правильной, им казалось, что на время они выныривают из реальной жизни.

Мне казалось, что появился некий всплеск востребованности на подобные дисциплины, чтобы просто продолжать жить, думать о чем-то другом и верить, что нормальная жизнь рано или поздно возобновится. Людям нужна была надежда, вера, что все эти навыки пригодятся, мы начнем снова нормально жить, ходить в кафе, красиво одеваться, а не носить одежду, в которой удобно сидеть в СИЗО на Окрестина. Ведь сейчас многие мои знакомые носят в сумочках зубную щетку и нижнее белье, потому что выход из дома может закончиться в спецприемнике. Так что жизнь белорусов с тех пор изменилась кардинально.

«Дети играют в задержание»

— Зачем люди носят с собой зубную щетку, ведь протесты практически сошли на нет?

— До вас не доходит вся информация. В Москве не говорят о нас, потому что сто тысяч людей не выходят с протестами. Но ничего не закончилось. Просто за выход на улицу нас стали сильно бить, наказывать штрафами и арестами, поэтому протестные акции немножечко раздробились, стали не такими масштабными. Народ собирается не в одной точке, а в разных местах, чтобы их сложнее было ловить.

На самом деле для нас наступили более ужасающие времена. Аресты продолжаются. На прошлой неделе дети 12–14 лет возвращались с занятий. Их задержали, отобрали телефоны, лишили связи с родителями, запугивали, хотя они ничего не скандировали.

В Беларуси человека теперь могут забрать на ровном месте, поэтому мы изменили свои привычки, стали носить с собой нижнее белье, потому что на Окрестина нет возможности поменять нижнее белье. Удобнее и теплее одеваемся, берем с собой лишний шарфик на всякий случай, ведь в изоляторе отключают отопление. Среди моих знакомых не осталось человека, у кого близкие не отсидели в ИВС. И речь идет не об отщепенцах, это элитарный слой общества.

— Как на детях отразились протестные настроения?

— В ситуации оказались завязаны все — и дети, и взрослые. Школьники на уроках рисуют картинки про митинги, пишут «Жыве Беларусь». И не потому, что их родители оказались на митинге, они сами видят эти картины на улицах. Маленькие дети тоже не в изоляции находятся. Они пока не понимают, что происходит, но боятся дядей в черных одеждах и скафандрах.

У меня под окнами находится детский сад. Я наблюдаю, как шестилетние малыши играют в задержания, берут палки и заламывают друг другу руки. Перестроились многие детские секции. Например, раньше кружки работали по воскресеньям — и только в этом году по выходным кружки не функционируют. Потому что на выходные велика опасность угодить в автозак. Теперь секции проводят чаще в будний день.

Если все-таки занятия выпадают на выходной, то их время отодвигается на раннее утро. Дети видят, что меняется жизнь, происходит что-то страшное, поэтому уровень стресса у них достаточно высокий. На их глазах родителей наказывают за бело-красно-белые шторы, домой приходят социальные службы, ставят семьи на учет, грозятся, что отберут детей. Родители постоянно проводят с детьми беседы, советуют, как себя вести, если ребенка задержат. Даже маленьких детей учат, что при задержании, если не разрешат поговорить по телефону, нужно просто набрать номер мамы и оставить звук, чтобы родители слышали, что происходит. Если раньше мы спасали детей от маньяков, то сейчас защищаем от милиции.